Можем ли мы выбрать свою судьбу?
Необходимость выбора неотделима от человеческого существования. Практически вся наша жизнь состоит из принятия тех или иных решений. Бессознательно и осознанно мы постоянно выбираем – в магазине, на работе, в общении, в семье. Решения могут быть не только обыденными, но и такими, от которых зависит судьба.
С одной стороны, мир открывается перед нами, как бессчетное количество комбинаций, воплощений. И в то же время мы знаем, что время наше ограничено, мы - смертны, конец может настичь нас в любую минуту. Мы живем начисто, переделать, исправить совершенное нам не дано.
Человек – единственное живое существо природного мира, наделенное сознанием. Через человека природа видит и осознает себя. И при этом человек каждую минуту готов отказаться от своей уникальности, неповторимости, от своего предназначения, наконец. Он готов раствориться в толпе, превратиться в безликое, бесполезное существо, живущее только для удовлетворения своих естественных потребностей, потому что так существовать легче.
Художественная литература с самого момента своего появления занималась „человековедением“, поэтому проблема выбора была главной темой для писателей всех времен. В «Братьях Карамазовых» Достоевского черт отчасти является воплощением самых пошлых, гадких и глупых мыслей самого человека. Бог и сатана вечно ведут свою нескончаемую битву, а поле битвы, как сказал тот же Достоевский, - душа человеческая, наша с вами душа. Но при чем же тогда наше сознание? И можем ли мы на что-то повлиять, всего лишь наблюдая за битвой титанов?
Но предположим, что противоборствующие стороны – лишь часть человеческого сознания. И кто победит в человеческой душе – Бог или дьявол, зависит от самого человека.
Есть и третья вероятность, включающая в себя обе предыдущие: победит тот, к кому обратится сознание человека. „Добро“ или „зло“ - мы выбираем с самого детства под воздействием тысячи факторов, обстоятельств, перемен…
Так возможен ли для нас свободный выбор и что это такое, и как он совершается?
Об этом наш разговор с доктором философских наук, профессором факультета философии Высшей школы экономики Александром Львовичем Доброхотовым.
Александр Львович, мы все каждую минуту совершаем выбор. Мы, почти не задумываясь, выбираем в магазинах, в общении, в семейной жизни... Т. е. выбор – это органичная часть человеческой жизни. А от чего зависит наш выбор?
Предпосылкой выбора является свобода, и тут надо дать себе отчет, что человек свободен. Это – не подарок, я бы сказал, а его судьба и положение в бытие. Споры идут тысячелетиями: он свободен или он подчиняется природной необходимости? Если необходимость, тогда вроде бы запрограммировано все, свободен – ответственность на человеке, но это тяжело. Мы уже знаем и Достоевский об этом написал, какой это страшный груз. Но люди все-таки не отдают свободу и будьте уверены, даже без философии, нет свободы - нет человека.
Так Вы считаете, что мы свободны в нашем выборе?
Я уверен, что если отказаться от этого принципа - нас просто нет: мы станем всего лишь звеном в цепочке природы.
А как же тогда стереотипы, которые довлеют над человеком, которые навязываются, особенно СМИ, массовой культурой, убеждающей: «это хорошо», «это плохо»? Как же страх человека выделиться и оказаться одному, незащищенным, потому что в толпе всегда проще и легче себя чувствовать? Когда ты отказываешься от того, что „принято“, и ведешь себя в соответствии со своим мнением и со своим выбором, - давление на тебя усиливается стократно.
В стереотипе ничего плохого нет. Стереотип – это результат предыдущего выбора. Если выбор был удачен, функционален, - по крайней мере, он работает. Ведь страшно представить себе человека, который каждые 5 минут оказывается перед большим жизненным выбором. Это бы была пытка и ад.
Но большой выбор, на мой взгляд (может быть, Вы со мной не согласитесь), подготавливается маленькими выборами. Мы постоянно выбираем и вырабатываем некую систему выбора, которая зависит от нашего мироощущения, миросозерцания, темперамента, образования… Иначе говоря, от множества слагаемых... Как с этим быть?
Вот и выбираем, потому что хочется быть собой. Здесь, правда, Вы обозначили две возможности: слиться с толпой или выделиться из нее. В принципе, это – тоже два типа аккомодации. Слиться с толпой – это комфортно: значит, я не один. Выделиться – значит, я как бы возвожу свое бытие в какую-то более высокую степень. Но к нашему времени уже наработаны во множестве технологии оригинальности, и очень просто оказаться в толпе оригинальных людей и опять слиться с этой толпой. Я думаю, что это искусство выделиться и быть оригинальным появилось где-то с начала XIX века: все эти романтики, денди... И появился такой способ выделиться, когда вроде не нарушаешь систему, но при этом становишься Единицей. И это конечно обманчивый путь, потому что общество хорошо научилось удовлетворять наши потребности в оригинальности.
И манипулировать нашим сознанием…
Элементарно. Самое неприятное в современном мировом сообществе, по-моему, что оно великолепно имитирует выбор. Т. е. перед нами – набор опций. Они говорят: выбирайте, пожалуйста, вы свободны. И каждая опция очень хорошо встроена в колею, и, конечно, - это фальшивая возможность проявить себя. Хороший критерий – это возмущение окружающих. Когда ваш выбор вызывает в окружении некую смуту, в физическом и социальном смысле, поднимает волну, - становится ясно, что вы делаете свой собственный выбор. И появляется атмосфера скандала, как Федор Михайлович любил говорить.
Но на это очень трудно пойти, потому что, с одной стороны, давят массовые стереотипы и представления: мы одеваемся одинаково, говорим одинаково, слушаем одну и ту же музыку, даже думаем одни и те же мысли; с другой стороны – мы встроены в очень жесткую систему на работе, где нас тоже отчасти превращают в функцию. Как можно этот бунт, этот свободный выбор осуществить в ситуации несвободы? Как все-таки докопаться до самого себя, стать личностью? Не проще ли отказаться от личной свободы? Это действительно вечный вопрос, но он актуализировался в ХХ веке потому, что тоталитарные системы показали, как легко оболванить и выстроить миллионы людей и заставить их подчиняться определенной идеологии, которая попирает все нравственные ценности, накопленные человечеством.
В ХХ веке произошла вещь, которой вообще, видимо, не было в истории человечества: внутренний мир человека как бы „схлопнулся“ в однородное пространство. Такого еще не было. Всегда люди понимали, что есть природное начало, тело, и есть что-то, что нас выводит в другое измерение. Т. е. тело было нашим природным домом, но в нем были, образно говоря, окна, были двери и мы понимали, что за дверями и окнами есть иное, духовное пространство. Право на выбор как раз позволяет выйти в это иное, перестать быть звеном в цепочке причина-следствие. А ХХ век – начал и практически завершил процесс сжатия внутреннего мира человека, когда получается, что есть плотное сжатое однородное пространство, никаких окон и дверей из этого телесного мира нет, есть только зеркала. Представьте себе, это плотное пространство, непроницаемое, где, в лучшем случае, мы видим только самих себя. И здесь любой выбор, конечно, фикция. Он всего лишь позволяет умножить то, что уже есть. Развитие этого процесса было связано с мечтой нового времени построить человека, который был бы счастлив здесь и сейчас, в этом мире. 500 лет шла работа в этом направлении, в ХХ веке пришлось пожертвовать и религией, потому что она этому мешала. И аграрной культурой, крестьянством, которое всегда жило в другом ритме. И возник человек, которому выбор, как таковой, не очень нужен.
Как Великий Инквизитор Достоевского: «Накормите их, и они будут счастливы». Скажите «потребляйте, потребляйте», дайте им возможность как можно больше потреблять, и они будут счастливы, и не будут задумываться ни о чем. А совесть успокоится посредством массовой культуры, ее всепроникающим, усыпляющим наркотиком…
В общем, да. Иначе как человеку создать новый миф о едином, сплошь природном бытии, если не в союзе с массовой культурой? Но я бы не валил все беды на нее: ведь она потому и массовая, что работает на базовой естественной реакции человека. Это же массовое может стать фактором протеста. Если нас задавил позитивизм и говорильня, массовая культура найдет сказку, которая будет этому противостоять. Если - коллективизм, который нам какой-нибудь марксизм предложит, - массовая культура и тут найдет уголок для душевной жизни.
Как сейчас фэнтези… Ведь огромное количество людей «уходит» в волшебный сказочный мир фэнтези, где все возможно.
Здесь – тоже выбор. Пожалуйста, можешь уйти в наркотический волшебный мир фэнтези. А может, тебе этот волшебный мир подскажет, что ты, в общем, свободен и даст ключик к более древним мифам и философии, которые все-таки исходили из того, что человек может выбирать. Здесь, конечно, революционный поворот сделало христианство, потому что с самого начала выбор стал не одной из возможностей, а как бы моментом рождения человека. Одна из главных проповедей Христа начинается (в русском переводе) с «Покайтесь...». Это немножко уводит от темы. А вот первые слова Христа, обращенные к народу: «Измени сознание!».
Изменить сознание, открыть в себе Божественное начало – колоссальный труд…
Не просто открыть – надо как бы проснуться. Вот это «измени сознание» содержит такой оттенок: «очнитесь, проснитесь». Сказано же в Евангелии, что правда делает человека свободным. Для античного мира это был революционный поворот и, в общем, даже скандал. Что значит «свободным»? Значит, я отрекаюсь от человеческой природы и сообщества?.. Хотя язычников тоже не надо в детерминисты записывать. Здесь мы говорим о выборе судьбы. Действительно, в жизни человека один большой выбор во многом предопределяет судьбу. И даже со своим фатализмом и культом судьбы античность думала о том, что время от времени человек должен делать выбор. Вся античная трагедия построена на том, что человек делает моральный выбор.
Но за ним иногда тянутся проклятия, которые заложены в родовом древе, и за это приходится платить. За грехи предков несет ответственность каждый член семьи, т. е. ты можешь быть безвинной жертвой.
Не то слово.
Это замечательно. Меня, кстати, всегда привлекало в античной трагедии, что вот этот фатум, это проклятие, которое возникает из-за грехов предков, показывает, насколько мы ответственны не только перед собой, но и перед будущими поколениями. Потому что каждый из живущих, – представитель огромного рода, который стоит за его спиной. И наши ошибки, наши грехи, в свою очередь, будут расхлебывать наши дети, наши внуки…
В античности даже еще хуже: там ты не просто можешь быть виновным, а наверняка погибнешь именно из-за того, что сделал свой выбор. Это был смелый ход - зато, - говорили греки, - ты стал человеком. Иногда – героем, но обычно - просто человеком. Эдип наказан за свою строптивость: он не послушался судьбу, но он все-таки выбрал свое «Я», а потом еще и принял ответственность за это свое решение. Мы же всегда забываем вторую часть истории Эдипа: пока он все время кричал: «Я не виноват», - он был в лапах судьбы; но как только он сказал: «Все! Принимаю это на себя», - он обрел знание, он духовно прозрел.
Он взял ответственность за свой выбор…
Да. «Ответственность» здесь ключевое слово. Мы говорили сейчас о новом времени, об урбанизме. Я думаю, что основная проблема нового времени – исчезновение ответственности за свой выбор. Отвечает или природа с ее причинностью, или общество с его законами, и мы снимаем с себя, таким образом, ответственность. Причем общество становится все более и более комфортным, техника – все более и более сильной, и человек вроде бы как может расслабиться - он ни за что не отвечает. У Хайдеггера как-то спросили в интервью: «Что Вы пристали к этой технике? Она же прекрасно работает, зачем ее критиковать?». Он ответил: «В том-то и дело, что работает прекрасно, а будет работать еще лучше, и это – конец, потому что человеку, ставшему лишь каким-то звеном в этой цепи, уже разрывать ее не будет желания». Да, на наших глазах действительно рождается новый антропологический тип – человек безответственный. Современный мужчина в современном обществе, если он хорошо туда встроен, - всегда часть системы. Если он сделает ошибку, хорошая система ее откорректирует. Т. е. расплата отложена и «мне не нужно делать выбор». И неслучайно в современном обществе более ответственные люди – это те, которые связаны непосредственно со своим хозяйством: если они ошибутся, они немедленно за это заплатят. Плюс гендерная проблема: мужчины безответственны, женщины более ответственны, потому что у них – дети, хозяйство, они могут расплатиться за ошибку уже через 15 минут. Мужчина (страшно сказать это нашей аудитории) – вырождающееся существо, безответственное, ему не нужно делать выбор (если только он выбирает не марку пива).
Вы упомянули Хайдеггера и действительно - экзистенциалисты еще обострили проблему выбора, говоря о том, что человек конечен, что перед ним стоит ничто, и мы боимся вглядеться в это ничто, боимся сказать, что мы живем начисто, что переделать нашу жизнь нельзя, и мы так и останемся со своей жизнью… И эта наша жизнь будет влиять и на будущие поколения. Все, что мы совершили, будет передано нашим детям, внукам. Как они, например, освободятся от жизни, которую мы неправедно прожили? И они будут тащить все наши грехи на себе.
Бегство от выбора – как раз причина такой ситуации. Есть знаменитый афоризм Аверинцева: «Если дьявол тебе предлагает: „Выбирай: в этой руке или в этой“, – не играйте в эту игру», потому что выбор здесь уже предопределен дьявольскими силами. И Карамазовский черт тоже, собственно говоря, ничего не навязывает Ивану: он просто предлагает ему вступить в определенную игру на стороне черта. На его стороне отчасти – и здравый смысл, и природа, и обычай. Но у Ивана есть одна возможность – вернуть билет. И это страшно для черта - здесь он ничего не может сделать.
Это как бы последний выбор: ты возвращаешь билет, потому что не согласен с теми обстоятельствами, которые тебе предлагает жизнь, с теми условиями, в которые ты поставлен.
Кстати, еще о выборе судьбы. Мы говорили про античный рок. У Платона (между прочим, почему-то мало ссылаются на эту раньше знаменитую сцену из диалога «Государство» в 10-й книге) человек, переживший, как мы сейчас говорим, клиническую смерть, возвращается к людям на какое-то время и говорит, что увидел в загробном мире. Это, конечно, чисто литературное произведение, немножко ироническое, но там Платон предлагает нам такую схему: у каждого есть судьба - все как положено у греков. С судьбой не поспоришь, она страшнее всего, но при этом она позволяет нам быть самим собой…
Т. е. она предлагает нам определенную вариативность…
…Прошел цикл перерождений и душе дают возможность начать новый цикл – выбрать себе судьбу для новой жизни. Там бросают жребий группе людей – вернее, душ, причем эти души умерших пришли с земли, а некоторые выпали из небесных миров. И уже здесь мы видим, что для этих душ существуют с одной стороны - жесткие правила, а с другой – случайность, жребий: кому выбирать первому. А количество судеб ограничено: останется последняя, - дрянь какая-нибудь, – значит, не повезло. Но, - говорит Платон, - душа выбирает свою будущую земную участь лично, только лично. Ей как бы дана программка, как аннотация к кинофильму: ты будешь большим начальником, или тираном, или земледельцем, или знаменитым оратором – выбирай, пожалуйста. Причем образ жизни не предопределяет морального статуса - это у Платона тоже жестко, моральная свобода остается. Т. е. какой образ жизни я выберу, с тем и будет взаимодействовать моя душа. И герой говорит, что очень забавно смотреть на этот выбор: какая-нибудь душонка, дорвавшаяся первой до выбора, хватает судьбу тирана и присваивает ее себе: ну как же - огромная власть! А потом, через минуту, соображает, что он утащил! Какой ужас! Он должен быть тираном! И начинает плакать, но, пардон, - поздно. Кто-то потерпел от людей и решил превратиться в животное – уж лучше так. Одиссей там оказался последний, который долго копался в этих судьбах, и, наконец, выбрал себе судьбу простого среднего человека. Потому что счастье и моральное совершенствование, по Платону, как ни странно, именно происходит „в колее“, в обычной жизни. Потому что там человек может позволить себе расти, делая, как вы говорили, малые выборы, а не страшные и судьбоносные.
Как Андрей Платонов говорил в свое время: чтобы быть счастливым, надо жить обыкновенно. Очень сложная фраза.
Вот здесь они – Платон и Платонов совершенно синхронно мыслят, несмотря на разделяющие их века. Но меня больше всего поражает, что здесь у Платона есть всё: есть железная необходимость, есть случайность, есть свобода, и ничто не мешает человеку стать собой. Вот он проживет эту жизнь, душа его научится отличать хорошее от плохого и следующий выбор он сделает, может быть, более осмысленно. Если будет разумен – удержится где-то на высших уровнях, неразумен – провалится в тартарары. Т. е. даже античному дохристианскому сознанию было ясно, что этот выбор делает человек. Мы далеко ушли и от греков, да и от христианства порядком, потому что нам кажется, что хорошо налаженный мир позволит кому-то сделать выбор за нас. Но тогда и мы не нужны! Тогда не надо жаловаться, что в какой-то момент нас выбросит из реальной жизни со всеми потомками и, может быть, вместе с обществом.
Так что же рождает в человеке то беспокойство, которое предопределяет выбор? Совесть? У того же Достоевского Иван размышляет о совести: что совесть – это то, что нам дано как привычка. Освободимся и будем как боги. С другой стороны, ощущение своей конечности, ощущение неизбежности смерти и исчезновения из жизни... Что все-таки является побудительным моментом, который не дает человеку уснуть окончательно? Не дает раствориться в толпе, а заставляет его мысль напряженно и мучительно работать.
Это – одна из загадок. Но само русское слово «совесть», которое, между прочим, по внутренней форме напоминает многие аналогичные слова из древних языков, – что оно содержит в себе? «Весть», т. е. знание, и «со-», т. е. нечто, сопровождающее любое знание. Здесь одновременно и сознание, и моральная рефлексия, трезвость. И эта машина работает! Философы только руками разводят: что такое совесть? Прямое вторжение других миров? Все остальное понятно – причины, следствия.. Но голос совести явно говорит о том, что мы не вписываемся в этот мир, что мы принадлежим еще какому-то другому миру. Платон прямо говорит, что мы свалились из высшего мира и мы помним этот отчий дом.
Этот импульс, это воспоминание будоражит нас все время, раздражает, заставляет мыслить, пробуждает ото сна?
Причем совершенно неслучайно. Я увидел что-то красивое и вдруг понимаю, что логика красоты – не из этого мира. Добро вообще мешает человеку спокойно жить, к тому же добро наказуемо, как мы знаем. Значит, мы все-таки жильцы двух миров, и время от времени что-то, какой-то укол, импульс говорит нам, что мы не должны раствориться только в этой материальной действительности. Платон говорит, что даже таблица умножения (говоря по-современному, «дважды два – четыре») не может вытекать из этого мира плотных материальных природных объектов. Здесь нет чисел, нет абсолютных законов.
Эта способность или неспособность к выбору как-то зависит от уровня культуры?
Это – тоже немножко лукавая дорожка. Человек воспитанный, знающий, читающий художественную литературу и вообще - книжки вроде бы должен быть в этом плане более «трезвым», но, с другой стороны, в культуре есть всякий «продукт»...
Ну да, культура - это ведь тоже определенное потребление, только более высокого уровня, чем, скажем, потребление одежды или пищи.
Я думаю, уровень культуры тут ничего не гарантирует: гарантируют такие базовые категории, как воля, сознание, совесть, ответственность. Вот они будят человека любого уровня культуры или образования.
И они его будят в какой-то кризисный период жизни?
Я думаю, более вероятно, что все-таки в кризис. Должно что-то «стукнуть» человека.
Т. е. в течение обыденной жизни трудно пробудиться ото сна. Должна быть некая эмоциональная встряска, судьба должна вдруг тебя развернуть и поставить перед выбором – то, о чем говорили экзистенциалисты. И вот когда ты вдруг увидишь бездну, может быть, даже не увидишь, лишь почувствуешь, интуитивно ощутишь это дыхание из пустоты… Страшноватый такой ветерок из ничто… Тогда-то и наступит пробуждение.
Ясперс и Гренс называли это пограничной ситуацией. Бывают естественные пограничные ситуации. Скажем, переходный возраст подростка, когда он должен делать выбор какой-нибудь: любовь, ненависть, борьба...
Это же очень тяжело в подростковом возрасте, потому что есть определенный максимализм, есть определенные требования к жизни. Если они не удовлетворяют, вот тогда происходят и «отказ», и «возврат билета». В юности это легко делается, в т. ч. потому, что тогда не понимаешь последствий.
Большинство людей это переживают и забывают, как некую травму, но, в принципе, такие сигналы, естественно, тоже идут от жизненного ритма. Любовь, смерть, взросление, война... Экзистенциалисты недаром любили писать именно о войне, о смерти, и не потому, что они были такие пессимисты. Они, наоборот, уверяли, что они – оптимисты, они говорят, что человека катастрофа не убивает, а рождает, если он становится свободным. В этом смысле смерть уже не очень принципиальна, если человек стал свободным.
И все-таки, мы можем выбрать свою судьбу, у нас есть для этого возможность? Или нет?
Если не путать свободу со всесилием. Человек не всесилен, но он свободен. Во всяком случае, он может выбрать свое отношение к судьбе. Переделать мир одним махом он не может. Зато возможно отождествить себя со своим «Я», и никакая судьба тут ничего сделать не может, об этом древние тоже много говорили. Быть самим собой, - это значит выйти из-под власти любой судьбы. Я могу сказать или «да», или «нет». И здесь внешние обстоятельства ничего не сделают, и общество тоже не поможет; никто за меня этот выбор не сделает, это должен сделать Я. Удивительно, что в этот момент все-таки что-то происходит, и человек словно еще раз переживает антропогенез, еще раз вырывается из животного царства...
Воскресает к новой жизни…
Я думаю, да, можно так сказать. Как описать это измерение, в которое он попадает? Философы многих веков и миров пытались это описать. Но важно, что все они сходятся на том, что это происходит. Можно не ждать трагедии. Декарт нам показал, что такое cogito: человек просто хорошо осознает, что нельзя ошибаться в том, что «я мыслю, я существую». Т. е., как ни крути, сказать, что это – иллюзия, что это – сон, невозможно, потому что это состояние нельзя опровергнуть никакими фактами и альтернативами. Честно говоря, Декарт тоже пережил это как драму, потому что он как раз думал: а что если у нас нет никакого выбора и наше сознание – это нечто, запрограммированное злым демоном? Он впал в страшное психологическое состояние, но потом понял, что есть вещи, которые запрограммировать не может никакой демон или даже Бог... Если Бог дает свободу, то это именно потому, что Он – Бог, а не демон.
Потому что Он дает и совесть еще. Регулятор.
И это, в принципе, не программируемое состояние... Это – синонимы, вообще говоря. Многие философы считали, что сознание, самосознание и совесть – это просто несколько граней одного и того же состояния человека - свободы. И действительно, это – удивительные вещи: они нам подсказывают, что никакая культура, общество и „колея“ нас не могут лишить этого права, не могут сделать за нас выбор. Насколько мы выбираем судьбу? Еще раз повторяю: мы – люди слабые, не управляем природой, но собой-то мы точно управляем.
На этой оптимистической ноте я думаю, стоит и завершить. Спасибо, Александр Львович.
Я не стал бы говорить, что в этом есть оптимизм, но есть что-то большее, чем оптимизм и пессимизм. Что-то более серьезное, надежда на что-то иное с большой буквы.